20 сентября Госдума приняла закон об уголовной ответственности за добровольную сдачу в плен, мародерство и отказ от участия в боевых действиях. На следующий день Владимир Путин объявил частичную мобилизацию. В начале сентября один из офицеров, служащих под Петербургом, самостоятельно покинул зону боевых действий в Украине и, явившись в часть в Белгороде, сдал оружие и отказался воевать. Теперь против него могут возбудить уголовное дело. Сбежавший с фронта офицер встретился с корреспондентом Север.Реалии и рассказал о настроениях в российской армии, ужасном снабжении и наплевательском отношении командования к солдатам. По соображениям безопасности мы не публикуем его настоящие имя и фамилию.
Михаил (имя по его просьбе изменено. – СР) родился в Калининграде, сразу после школы поступил там же в военное учебное заведение, которое окончил в 2018 году. Еще на втором курсе он подписал контракт сроком на 10 лет – до 2023 года. Служить ему выпало в войсковой части в поселке Углово под Петербургом. Он – старший воинской команды, под его началом находится 12 человек.
В конце августа 2022 года Михаилу сказали, что ему нужно будет покинуть расположение войсковой части под Петербургом и отправиться в командировку вместе с отрядом в Белгород. Ни Михаил, ни его подчиненные ехать в приграничный город не захотели, но командование части заявило, что будет давить на них до тех пор, пока они не согласятся отправиться либо в Сирию, либо в Белгород, либо в Украину. В случае отказа пообещали возбудить против всех уголовные дела.
Михаил и его подчиненные согласились на Белгород, их отправили туда поездом. Под Белгородом Михаил вместе со своим отрядом пробыл три дня. После этого начались сильные обстрелы. Военнослужащие сразу же попросили командование перевести их в более безопасное место, но вместо этого их всех вывезли в Украину.
– На самом деле уже с этого момента, с ультиматума, поставленного в части, нам надо было обращаться к адвокатам, но мы никогда в жизни с такими ситуациями не сталкивались, поэтому опыта у нас нет, – говорит Светлана, девушка Михаила. – С таким решением никто из ребят согласен не был и никакого согласия на участие в спецоперации не подписывал, хотя по закону такое предусмотрено. И ехать на войну в Украину они тоже согласия не давали.
Перед командировкой в Белгород все обмундирование пришлось покупать за свои деньги, вспоминает Светлана. Когда стало понятно, что отъезда не избежать, Михаил сообщил Светлане, что его вместе с отрядом отправляют в Украину и надо что-то делать, потому что он ехать туда не хочет.
– Я писала в военную прокуратуру и организации, которые могли бы помочь. А мама Михаила с его братом выехали в Белгород, чтобы как-то на месте договориться с руководством. В итоге мать с братом встретились с командиром, передали Мише какие-то вещи, а командиру – его рапорт о том, что он увольняется из армии. Параллельно направили письмо в Министерство обороны. На этом этапе командование должно было сделать все, чтобы выслать Мишу по месту дислокации части. Но командование этого делать не хотело. Они тянули время. Сказали, что у них машина сломалась, поэтому они Мишу забрать не могут. Но на самом деле с машиной было все нормально. Они думали, наверное, что бы такое ему предъявить, чтобы не отправлять обратно в Россию, – рассказывает Светлана.
Сам Михаил говорит, что сразу после 24 февраля понял, что ем рано или поздно придется отправиться в Украину.
– В часть начали "падать" запросы: предоставьте столько-то человек для отправки в Украину. Я туда ехать изначально не хотел. Да и служить к тому времени уже не очень хотелось, честно говоря. Уже в училище было несколько кризисов, после которых пришлось себя переламывать. Служить на корабле мне нравилось, а вот в части уже нет. На самом деле в службе я еще в училище разочаровался. Когда поступал – романтизировал ее, а потом романтика прошла. Было несколько кризисов, когда приходилось перебарывать себя и смиряться, потому что выхода другого не было.
– У вас были какие-то проблемы со снабжением или обмундированием, когда вы отправились в Украину?
– Со снабжением проблема была одна – его просто не было. Каска 1957 года – это снабжение? Остальное все за свой счет покупали. Людей просили, спонсоров каких-то искали. И сами, и часть военная. Ну а с едой… Когда были в Белгороде, нас кормили волонтеры, а когда уехали в Украину, там уже сами себе пропитание добывали.
Из 20 дней, в течение которых Михаил и его подчиненные находились в командировке, только три дня они провели на территории Белгорода. Остальное время в Украине. Там, по его словам, каким-то количеством еды поделились свои, а остальное пришлось добывать самостоятельно у украинского населения в обмен на медикаменты.
Через два дня после подачи родственниками Михаила рапорта реакции со стороны командования не последовало никакой. В разговорах с родными правозащитники советовали Михаилу выбираться самостоятельно, сдав оружие. Но сделать это было непросто.
– Пешком уйти было невозможно из-за обстрелов. В соседнем отряде сказали в итоге, что они в самом начале были в такой же ситуации, но добрались до Белгорода, купив за копейки какую-то машину. И на ней сами ездят теперь туда за едой, одеждой нужной и обратно. Потому что там командир тоже ничем не обеспечивает.
– Когда вы поняли, что оттуда нужно уезжать?
– Ну, по нам в Белгороде долго лупили. Первый обстрел вообще был без потерь, но нас он просто потряс. Мы осознали, что попали туда, где от нас мало что зависит. Только удача может помочь. И поняли, что на следующий день половина из нас уедет за "ленточку" (на украинскую территорию. – СР). Так как я старший был, я поговорил с ребятами и спросил: что вы думаете? Я считаю, что надо уходить, потому что в наших командировочных написано "обучение личного состава", и предписания только до Белгорода. Какое обучение личного состава – непонятно, и мы вообще хрен пойми где. Половина со мной согласились, половина нет. Не согласились более возрастные парни, лет 40. Им должности пообещали после командировки очень хорошие. И они за эту командировку очень держались. Да им и терять особо нечего было. Кто-то без семьи, а у кого-то кредиты очень большие. Они сказали, что останутся. Ну, и раз старшие решили, что остаются, младшие сказали, что останутся тоже.
– Вы оставались на одном месте, пока артиллерия била по вам?
– Там несколько подразделений базировалось, где мы находились, и после первого обстрела все уехали, кроме наших. Вот абсолютно все уехали, потому что нельзя свое место показывать. Если поняли (украинские военные. – СР), что здесь сидят, значит, надо уходить. Это логично. Я много говорил с начальством, что надо менять позицию скорее. Они не хотели слушать вообще: отвечали, что я ничего не понимаю. Ну, а я вообще морской офицер, я окопов-то никогда не копал, если честно. Где-то пять дней подряд артиллерия била по этому месту, и в один несчастный день бойца осколками убило. Я в это время был уже в Украине.
– То есть вашу команду разделили?
– Да. Часть увезли на задание туда, в Украину. Сказали, на два дня едете, потом возвращаетесь, и другая половина едет. Мы уехали, взяли еды на два дня, даже меньше. Подумали, что нам не до еды будет. В итоге мы уехали на 11 дней. Нас никто не менял и еды никто не привозил. А патроны в Белгороде перед отправкой дали только трассирующие, по два рожка. Если вы не осведомлены, могу сказать, что такими патронами никто не воюет. Они только для стрельб. Там была какая-то бригада до нас, они эти патроны просто выкинули, а после них те же самые патроны нам достались. Уже потом, когда мы на Украину поехали, там мы уже на месте договорились и нормальные патроны достали.
– Как вы добрались назад в Белгород?
– Я понял, что меня не вывезут, договорился с ребятами и нашел машину. Сигнализировал начальству в Белгороде, что я выезжаю. Они дали "добро" через телеграм. Мы через телеграм общаемся, другой связи нет. Я взял с собой еще одного парня из своих, чтобы забрать вещи и еду из Белгорода и привезти ребятам. Потому что начальство просто игнорировало наши просьбы. А ведь и холодно еще. Сентябрь начался, а мы в маскхалатах одних, то есть вообще раздетые, они ведь прозрачные. Парнишка в итоге загрузил вещи и назад уехал. А я остался в части, к которой был прикреплен как командировочный. Там сделал отметку, что выезжаю из командировки обратно в свою часть под Петербург, и сдал оружие лицу, которое мне было указано.
Когда Михаил появился в своей войсковой части под Петербургом, начальство, по его словам, было в ярости, услышав, что он увольняется и покинул Украину без разрешения. Один из командиров сразу же поехал в военную прокуратуру выяснять, что можно предъявить офицеру. После этого он получил для ознакомления документ, в котором говорилось, что он оставил место дислокации, бросил своих солдат, а оружие сдал неправильно. Теперь разбираться, есть ли в действиях Михаила состав преступления или нет, будет военная прокуратура.
– Может быть, просто пугают, а может, и нет, непонятно пока. После того как в части своей появился, они меня сразу к психиатру отправили, чтобы выяснить, можно мне сейчас оружие доверять или нет. Все ли в порядке с головой. Сейчас я на больничном. Вчера ходил в часть и написал рапорт на его продление. Мне там сказали, что проводят внутреннее расследование, результаты которого потом передадут или в Следственный комитет, или в прокуратуру, я так и не понял. Я почитал исходку (документ. – СР), что они там понаписали. Дезертирство, нарушение сдачи оружия, которое могло повлечь его возможную утерю, невыполнение приказа – какого именно, я так и не понял, потому что я все делал по приказам. И по документам вообще не был в Украине. Я все сделал, как они говорили, в соответствии с распоряжениями и приказами. Пишут еще, что, когда был там, отстранился от командования, от личного состава, был деморализован. В общем, пытаются что-то пришить. Подло это все. Угрожают уголовным делом. Да даже не то что угрожают, а делают его, на самом деле. Угроз как таковых нет. Командир здесь, в части, наоборот, говорит: я тебя понимаю, претензий к тебе нет. При этом сам дал указание провести расследование. Но решать-то, есть состав преступления или нет, понятно, не он будет.
– Как к вам относилось украинское население, с которым вы контактировали в поисках еды?
– По-разному. Были моменты, когда хотели вызвать полицию из Харькова, чтобы она с нами разобралась. Мы ходили безо всякой агрессии, хотя автоматы при нас были, конечно. Но тут дело не в агрессии, а в ДРГ (диверсионно-разведывательные группы. – СР), которые гуляют по тыловым селам постоянно и доставляют неприятности. Местное население часто думало, что мы доктора, фельдшеры. Потому что я медикаментами бабушек там всяких лечил. Кто ребро сломал, кто руку. У кого-то язва желудка была. Эти села вроде бы под нашим контролем, но туда очень редко кто-то заезжал, чтобы оказать какую-то помощь. А выехать оттуда толком тоже никто не может. Да и куда поедет бабуля? Вот и пытались какую-то медицинскую помощь оказать. Кто-то кастрюльку макарон в ответ даст. Были и голодные вечера, а были и такие, когда удавалось ребят накормить.
– Как относились к войне те солдаты, которые там с вами находились?
– Отношение с самого начала было отрицательным и таким и остается. Но ребятам деться некуда. Я и сам переживаю, конечно, нервничаю, ведь по новым законам меня теперь могут надолго посадить. С армией я, понятно, что уже все отношения рву.
Адвокат офицера Сергей Локтев считает перспективы возбуждения уголовного дела в отношении своего подзащитного Михаила вполне реальными.
– Уголовное дело могут возбудить даже без учета новых поправок. В той редакции, в которой действовал УПК, возможно возбуждение дела по самовольному оставлению войсковой части или дезертирству. Эти составы в данном случае вполне подходят. Но там есть нюансы. Дело может быть прекращено, если совершенное деяние явилось следствием стечения тяжелых жизненных обстоятельств. Такой случай в моей недавней практике уже был. Дело закончилось расторжением контракта в связи с невыполнением условий. Но там речь шла просто о контрактнике, а Михаил принадлежит к младшему офицерскому составу. И в условиях тех поправок, которые на днях были приняты, вероятность его уголовного преследования, конечно, увеличивается. Руководство страны фактически дало отмашку Министерству обороны и судам. Если иностранцам готовы уже предоставлять гражданство за участие в спецоперации, это говорит о том, что кадровый недостаток очень серьезный.
По мнению ряда экспертов, ужесточая Уголовный кодекс и объявляя частичную мобилизацию, российские власти тем самым признали, что проблема отказников от военной службы носит массовый характер. Случаи отказа российских солдат воевать в Украине действительно стали массовыми. Соответствующие сообщения в СМИ появлялись неоднократно. Директор правозащитной группы "Гражданин. Армия. Право" Сергей Кривенко в интервью телеканалу "Дождь" назвал изменения в российском законодательстве, принятые Госдумой и касающиеся военной службы, серьезным усилением ответственности и объяснил, что даже до принятия поправок никакого законодательного ограничения для отправки срочников в зону боевых действий и за границу не было. Единственное ограничивающее условие – четыре месяца службы перед отправкой и получение военно-учетной специальности.
По данным правозащитной группы "Гражданин. Армия. Право", уже зафиксировано несколько тысяч случаев отказа воевать в Украине и требований расторгнуть контракт на основании антивоенных убеждений. И пока не было ни одного случая уголовного преследования за это. По мнению Кривенко, их и не может быть. "В Уголовном кодексе нет статьи за то, что человек не хочет быть военнослужащим: то есть уголовное преследование за невыполнение приказа есть, а за убеждения нет", – поясняет он.
